Память - в строчках

Прожив 63 года замужем за военным, она привыкла к час­тым переездам — быт обустраивать пришлось в 16 городах, и только сюда, в Алматы, возвращались Максимовы четыре раза! Но ни одно письмо не потерялось в пути. Вот только время не пощадило их: стерлись строчки, пожелтела и почти рассыпалась бумага. Тамара Александровна перепечатала каждое и называет теперь эти письма примером для воспитания молодежи. Она даже передавала копии этих писем в алматинские школы.

В апреле этого года Тамаре Александровне исполнится 101 год. Она просит прощения, что встречает нас с палочкой. При этом активно работает в ОФ “Совет ветеранов”. А в преддверии Дня Победы дала старт челленд­жу — прочитала на видео письма, которые летели к ней из военных окопов, и призвала тех, кто хранит драгоценные весточки, тоже записать такие же видео. Но хватает ровеснице века сил и на другие дела.

- Не горели на улице возле моего дома фонари — неудобно и даже опасно, дети из школы возвращаются в темноте. Жители дома обратились ко мне, чтобы попросила акима нашего района решить этот вопрос. Пошла к нему на приём — теперь наша улица освещена, — смеется Тамара Александровна, открывая папку с письмами.

Они уносят её в дни юности — окончание школы, начало войны. Пойти на фронт тогда решил весь её класс. Как остаться в стороне, когда кто-то защищает Родину? Вспоминает, что лишь тогда узнали, что учились в одном классе представители разных национальностей, и как сокрушался немецкий паренек — его на фронт не брали. Да и Тамаре отказали. Её сестра уже была на фронте, и мама настояла: не может её дочка отсидеться в тылу.

- В военкомат я ходила две недели каждый день. Чтобы отстала, меня направили в госпиталь. Он был на подступах к Москве, его постоянно обстреливали. Сначала меня взяли медрегистратором — заполнять карты прибывающих раненых. Но я упросила устроить для нас, девчонок, трёхмесячные курсы медсестер с экзаменом. Так наша помощь стала больше, — вспоминает Тамара Александ­ровна.

Она читает письма сама и нам разрешает пробежаться по строчкам. Не верится, что вот это письмо своей подруге-хохотушке написал 18-летний мальчишка, всего на год старше своей одноклассницы. Но война оставила след: столько в этих словах зрелости, стойкости. Борька — разведчик Борис КЕЛИН — не мог писать часто.

“Здравствуй, Тома, шлю тебе большой фронтовой привет и самые лучшие пожелания. Я попал, что называется, в свою тарелку. Много насолил со своими ребятами фрицам. Не раз приходилось сталкиваться лицом к лицу с врагом. Но всякий раз мы выходили победителями. Надолго запомнят фрицы, те, кто остался жив, мои рейды в тыл к ним. Но это ещё не все — счёт к ним велик. Я отплатил им только одну сотую за оккупацию нашей Родины, за бомбежки моей любимой Москвы, за своих товарищей, павших смертью героев, за своё ранение. Лёгкое, в висок. Но на десять дней приковавшее меня к постели. Бежал из госпиталя.

…Вчера вернулся из недельного рейда в тыл к фрицам. Шел дождь все эти дни. Сегодня как по заказу солнце. Отдыхаю, сушусь, пишу письма. А завтра снова за дело. Победа не ждёт и не приходит сама — её надо завоевать. Вот кончится война, разобьем фрицев и тогда… Впрочем, и тогда не придётся отдыхать. Уж в такое время живем, что нужно работать, работать”.

- Такие патриотичные слова, — откладывает письмо, написанное в июне 1942-го, хозяйка. — Как же горько слышать сейчас, когда молодые люди мечтают откосить от армии.

Писем от друга Бориса она получила немного. А потом, летом того же года, пришел очередной фронтовой треугольник от его товарищей: “Не пиши. Борьку убили”…

- Ни бумаги нормальной не было, ни чернил, да и времени у ребят на письма было немного. Но полевая почта была для фронтовиков отдушиной. Нам писали раненые, которых мы выхаживали в гос­питале. Родные у многих остались на оккупированных землях, их и не надеялись найти когда-нибудь живыми, но воинам нужно было ощущение, что кто-то родной ждёт их в тылу. Ну а мы как радовались успехам нашей армии, отбитым селам и городам, — вспоминает ветеран.

Будущего супруга Тамары Александровны, 24-летнего Константина, привезли в госпиталь раненым. Медсестры знали только фамилии бойцов. “Максимов, как вас зовут?” — спросила его юная Тамара. Она разносила по палатам почту, подумала: вдруг среди вороха писем есть что-то и для него? Он ответил резко: “Сестра на фронте, её полевой почты не знаю, а родные под немцем — некому писать”.

Но, отправляясь на фронт, неразговорчивый Максимов попросил разрешения писать ей, а потом и отправил весточку — отчитался в открытке о том, что нога, которую девушка буквально спасла от ампутации, “ведет себя прилично”. Сначала в их переписке не было ни намека на романтику — не те времена.

В личной переписке с женихом они обсуждали прочитанные книги, Константин рекомендовал что-то, хвалил Тамару за успехи в учебе. О сражениях писал. Так, строчка за строчкой, через описание опаленных сражениями будней рождалось и крепло серьёзное чувство.

“Мы переходим в наступление. Да и ты, конечно, слышала о нём. Вот уже больше трёх часов лупит-лупит-лупит наша артиллерия. В голове сплошной гул и шум. Немцы замерли. Я уверен, что на передовом крае живых фрицев останется очень мало. Всю ночь работала наша авиация — знатная работа! Сейчас в воздухе сотни наших самолётов.

…Малыш, меня очень радуют твои успехи в учебе! Поздравляю с успешной сдачей испытаний по истории!

…Привели девять пленных. Вот уголовные морды. Все плачут, а один подлец даже митинговать стал, кричит: “Да здравствует коммунизм!”

Бой был жаркий, я не сгибался и остался не только жив, но и невредим. Сейчас мы отдыхаем, чертовски жалко терять время, но люди нуждаются в отдыхе. А вместе с ними должен отдыхать и я. С немцами ещё не сведены мои счеты. Долг будет платежом красен. Прощай. Жму-жму руку. Жду писем”.

“Немцы огрызаются, но бегут. От прямого попадания авиабомбы погиб мой хороший товарищ Леонид Серегин. Вообще, счастье пока что сопутствует мне. Леонид был разорван в 15 метрах от того места, где находился я. Вообще, сейчас у нас часто бывают “веселые” минутки. С одной и другой стороны техника применяется огромными массами. Бои первых дней войны были детскими забавами по сравнению с настоящими боями. Немцы бросают колоссальное количество танков и авиации. Но успехов не имеют и поспешно бегут, устилая поле трупами и исковерканными боевыми машинами. Понятно, что мы в этом разгроме немцев играем не последнюю роль”.

- Жили эти люди одной семьей, всем делились. Сколько прекрасных людей унесла эта война! Но сколько надежды было в этих письмах! Чем ближе к границе подступали наши воины, тем крепче в них была уверенность, что Победа близка, — говорит Тамара Александровна. — Для меня это не просто воспоминания. Я бы хотела, чтобы молодежь чаще читала письма тех лет, становилась ближе к героям того времени, мечтала быть на них похожей.

Не о письмах, но очень говорящая история: незадолго до 90-летия ветерана Великой Отечественной войны генерал-лейтенанта Константина Максимова пришли к нему гости. Один из них, полковник, рассказал, что юбилей ветерана хотят отметить в ресторане, нужно выбрать в каком. Хозяин засмущался: из дома он не выходит — возраст, пусть супруга накроет стол. Но гости настаивали: “Офицеры спустят вас вниз на кресле”. Гости ушли, а Константин Александрович решил сесть на жесткую диету, чтобы людям было легче. А утром следующего дня его уже не стало…

Юлия ЗЕНГ, фото Владимира ЗАИКИНА, Алматы